История жизни Нины Вязовиковой — автора дневника ninavasilok.ru

Я вас безоговорочно приветствую! Меня зовут Нина Васильевна Вязовикова, 66 лет, атеистка-реалистка, живу в тюменской глубинке в собственном деревенском доме с небольшим земельным участком.

Интересуюсь политикой, психологией, смотрю «ужастики», мистику, советские фильмы и мультики, слушаю рок и классическую музыку, перечитываю классическую литературу.

Делясь своим жизненным опытом в заметке, я надеюсь, что он вам поможет, сподвигнет к хорошему и от чего-то убережёт. В принципе, это одна из целей, почему я решила завести свой личный дневник.

Я не страшусь своей открытости и не считаю себя совершенно безгрешной. Ничего критично плохого я в жизни не совершила, значит, что-то вы все-таки можете взять себе на заметку.

Свой жизненный путь я разделила на несколько частей. Конечно же, начну я с детства. Приступим…

Детство

Самое первое воспоминание – я начала ходить: был солнечный день, я сижу на траве, на скамейке какие-то тётеньки и мама; вижу на дороге тётю Олю, мамину старшую сестру, поднимаюсь и иду к ней, та вскрикивает, машет руками, бежит мне навстречу – а я пугаюсь и с рёвом сажусь в дорожную пыль.

Ещё одно воспоминание – я была примерно того же возраста, может, чуть старше, меня жулькает и чмокает какая-то бабушка, мне это не нравится – и я впиваюсь ей в губу.

Мама говорит, что это было на самом деле, я укусила бабушку до крови, и она с тех пор осторожно со мной нянчилась: поняла, что этот ребёнок с прорезавшимися недавно зубами не любит телячьих нежностей.

Следующее воспоминание всплыло из того периода, когда мы жили в Находке, в городе Приморского края. Мне было тогда года три. Вспоминаю, что на электрической плитке, стоявшей на бабушкином сундуке, жарился краб, я схватила его за оттопырившуюся клешню и обожглась.

Было больно, досадно, я ревела белугой! Мама утверждает, что я обожглась горячим чаем, а краба в тот день не было, на обед она жарила картошку. Но я же помню эту оттопырившуюся крабью лапку!

Наше проживание в коммуналке – особая история. Я толком ничего не помню, но хорошо врезались в память наши соседи. Это была семья милиционера, которого никогда не было дома, но зато всегда можно было застать его жену – приятную, красивую женщину – и их сына Сергея, владельца множества детских книг.

Сергей был лишь немного старше меня, так что нам удалось подружиться. Пока наши мамы пили чай, вели какие-то разговоры и готовили на кухне обед, мы с Серёжкой читали его книжки, вернее, он читал, а я, открыв рот, слушала.

С пяти лет я поглощала много книг, причем достаточно быстро. В нашей семье все «читатели», родители никогда не жалели денег на периодику и научно-популярные журналы, выписывали каждому по его интересам.

Но коммунальная история имеет свой конец. Вскоре мы переехали в Каменск-Уральский, в город Свердловской области.

Знаете, прошло столько лет, общие воспоминания сложно уловить. А вот мелкие, выбивающиеся из целого, мелькают в голове. Например, я хорошо помню вкус холодной байкальской воды! Попробовала ее, когда мы как раз ехали с Дальнего Востока на Урал.

Поезд шёл прямо по берегу озера, машинист до минимума сбросил скорость – и мужчины выскочили из вагонов и понеслись со всех ног с банками, чтобы набрать воды. Какая вкуснющая она была!

В первый класс я пошла уже в новом городе. Помню свою первую учительницу – Клюкину Веру Васильевну. Когда наш класс учил букварь, мне было жутко скучно.

Это казалось невыносимым – твердить из урока в урок по одной букве. Вера Васильевна, видя мои мучения, подсовывала какую-нибудь книгу, и я читала, закрыв уши ладошками.

Насчет своих отношений между одноклассниками могу сказать одно: класс был большой, шумный, дружбы с кем-то отдельным не получилось, никого сегодня из одноклассников не помню.

Во дворе “паслось” много девчонок и мальчишек; нашим воспитанием занимался дворник дядя Вася, который устраивал нам соревнования – кто больше мусора наметёт. Для этого он делал веники из пастушьей сумки, и мы старательно подметали двор, дядя Вася награждал победителя двумя конфетами “Дунькина радость”, остальным давал по одной.

Что можно сказать о моих родителях на тот момент? Мама работала на кондитерской фабрике. Помню, зашла к ней как-то после школы, она вынесла мне на проходную кулёк с бракованным печеньем и стакан молока; печенье забраковали из-за поджаристости, а я его всё съела! С тех пор терпеть не могу печенье.

Папка был водителем-экспедитором, развозил продукты по магазинам города, несколько раз по воскресеньям я иногда с ним каталась. Чтобы было не скучно, он просил меня почитать вслух “Науку и жизнь”.

Я-то читала, но постоянно задавала вопросы, папка терпеливо разъяснял мне, например, что такое гены, абсолютный ноль, физическое тело. Только однажды споткнулся, когда я спросила, читая очередную заумную статью, что такое эстетика. Папка ответил тогда: “Это когда всё красиво, и тебе нравится”.

В 1964 году наша семья, которая подросла в Каменск-Уральском ещё на двух мальчиков, вернулась на родину. Мама жёстко сказала папке: “Ты как хочешь, Василий, а я больше по народным стройкам с детьми ездить не буду!”

Отрочество

Со второго по восьмой класс я училась в Рассветовской восьмилетней школе. Досадно, но я не очень хорошо помню последующие школьные годы. Были какие-то классные и общешкольные мероприятия, я даже была капитаном команды КВН. Надо сказать, наша команда всегда побеждала, но капитаном мне быть не нравилось: какой из меня лидер, я по жизни – ведомая.

Девятый и десятый класс я окончила в Слобода-Бешкильской средней школе, куда надо было ездить за 13 километров на попутках, что не давало возможности постоянно участвовать в жизни класса.

Шофёры не брали с нас платы, только просили всю дорогу петь, или что-нибудь рассказывать, что мы и делали с удовольствием. Вспоминая эти наши поездки с незнакомыми людьми, я думаю, что сегодня меня бы родители не пустили одну, пожалуй, я и сама вряд ли поехала бы.

В десятом классе мы с подружкой все же сняли за три рубля в месяц квартиру, потому что надо было ежевечерне ходить на консультации для подготовки к экзаменам, и о попутках забыли на очень долгое время.

Помню, из привезённых нами продуктов наша хозяйка, очень ворчливая и неулыбчивая старушка, варила в печке суп такой степени жирности, что мы с Надей частенько тайно выливали его дворовой собаке, но мясо съедали сами. :))

Школьные экзамены сдала хорошо, на физике даже обошлось без дополнительных вопросов — моему любимому учителю, Евгению Викторовичу Зинину, так понравился мой ответ про фотоэлементы, что он сказал: “Молодца!”. Если бы он знал, что я терпеть не могла физику!..

К русскому языку и литературе у меня было всегда особое отношение, я любила эти предметы больше всех, даже немецкий не так сильно нравился. Всегда с удовольствием писала сочинения, экзамен по этим дисциплинам меня не страшил, сдала легко.

А вот математика меня заставила поволноваться, устные вопросы я зазубрила, а решение задач и уравнений вымотали у меня нервов метров пятьдесят. Точные науки – не для меня.

Что можно сказать в итоге? Жаль, что мы почему-то никогда не встречаемся с одноклассниками и мало общаемся друг с другом в соцсетях. Я думаю, нам было бы о чем поговорить и что вспомнить.

Юность

После школы я хотела поступить в медицинский институт, но не прошла по конкурсу. Я так была убита этим фактом, что до сих пор помню пустоту в душе: ни слёз, ни истерик – просто полное отсутствие эмоций. Я же так хотела стать врачом! Мир потерял в моём лице гениального хирурга!

Полгода отработала в тюменской стоматологической поликлинике № 2 младшей медсестрой. Я должна была приходить на час раньше врача, кипятить щётки для мытья рук и шприцы для инъекций, закладывать инструменты и ватные тампоны в автоквлав для стерилизации.

Я всегда ответственно относилась к делу и чётко выполняла свои обязанности, но без курьёза всё же не обошлось: однажды забыла налить дистиллированную воду в сосуды для кипячения, в результате чего щётки поджарились и рассыпались, а шприцы – лопнули.

Заметив свой прокол, жутко серьезный, как мне тогда казалось, я дико расстроилась и расплакалась. Врач еле меня успокоил, она рассказала о какой-то своей неудаче в начале деятельности, уверив, что всё случившееся – ерунда, в жизни будут куда более серьёзные ошибки.

Спустя некоторое время моя подружка, Надя Фомина, с которой мы делили кровать на квартире в десятом классе, предложила поступить в Тюменское училище геологов, на что я, конечно, откликнулась сразу.

Правда, к сожалению, ничего, что мы изучали, мне не нравилось: ни спецтехнология, ни технология нефти, ни электротехника. Сегодня я уже не смогу объяснить, что такое “каталитический крекинг нефти”. 🙂 Мне нравились пары по эстетике и политэкономии, по которым в дипломе стоит “отлично”. Да и в голове кое-что до сих пор сохранилось.

Весёлой студенческой жизни тоже не получилось, я жила у родственников на квартире, а в общежитии, говорят, было весело.

По окончании обучения на отделении “Обслуживание газовых скважин” меня и ещё четырёх девочек направили в Карскую нефтегазоразведочную экспедицию, базировавшуюся в вахтовом посёлке Харасавэй на полуострове Ямал.

Харасавэй — школа жизни

Это было замечательное время и не менее замечательные люди! Прекрасное Карское море! Голубые следы на белом снегу! Разноцветные всполохи северного сияния! Полярные ночи и полярные дни!

Мощная техника: ГТТ, ППУ, машины с огромными колёсами. Полное отсутствие деревьев, но зато – очень красивые, яркие цветы в тундре коротким северным летом, обилие почти ручных мышей-леммингов, белые медведи, которые свободно заходили в посёлок.

Мы жили в балке-вагончике, спали в спальных мешках, все удобства на улице. Работали операторами на скважине, которая подавала газ на турбину для освещения и отопления посёлка.

Подружились с турбинистами, “сварными”, “гэтэтэшниками”, все относились к нам очень бережно и уважительно, мы же были глупыми восемнадцатилетними дурочками, а мужики брали на себя обязательство защищать нас.

В экспедиции был сухой закон, то есть спиртное – под запретом, только на день рождения разрешалось провезти бутылку шампанского. В обычные же, непраздничные, дни мы веселились как могли: по вечерам собирались в каком-нибудь балке, пили крепкий горячий чай, слушали различные истории.

В свободное время нас катали по тундре, а когда появлялись ледоколы с техникой, нам устраивали экскурсии на эти мощные корабли. Также нас возили на рыбалку к Володе Воеводе к его рыбацкой избушке на речке Харасавэйке, и он угощал нас ухой и жареным муксуном.

Как-то мы поехали в гости к ненцам. Нас пригласили в чум, налили чаю в эмалированные кружки, но я, увидев под ободком кружки слой чего-то засохшего, отказалась от чая, хотя никогда брезгливой не была.

Дубков-Берёзкин (забыла имя) тихонько прошептал мне: «Возьми кружку в левую руку и пей спокойно, видишь – как я». Так и сделала, под ободком с другой стороны кружки было чисто, и я смогла спокойно насладиться угощением.

Особенно мне нравилось ходить в гости и общаться со сварными. У них было такое отменное чувство юмора! После общения с ними у меня болел пресс от хохота. Толик Можный, Миша Тимофеев, Профессор…

Имя и фамилия Профессора так и остались для меня загадкой: он был намного старше меня, спросить стеснялась, а Толик с Мишей так и называли его – Профессор.

Миша играл на гитаре, разучивая песни на английском языке с последней страницы журнала «Ровесник». Даже меня немного научил брать аккорды, но на моих ушах очень мощно потоптался медведь, поэтому я быстро всё забывала.

Работа у нас была тяжёлой, но делали мы ее с удовольствием. Самое неприятное – залив в лубрикатор хлористого кальция и отогревание горячей водой задвижек сепараторов.

Однажды, когда на Харасавэй уже стала приезжать всякая шушера, подле двери нашего балка украли помойное ведро – это меня потрясло до глубины души.

В этот момент я вдруг увидела, что всё вокруг изменилось: и снег не голубой, и море холодное, и медведи наглые, и мужики грубые. С большим сожалением я покинула Харасавэй, который всегда тепло вспоминаю. Три с половиной года пролетели как один день.

Крым. Севастополь

В 1978 году моя нога ступила на священную землю Крыма. В Севастополе жила моя тётка, она-то меня и пригласила. Я решила поступить в Приборостроительный институт, но при подаче документов в приёмной комиссии обнаружилось, что мне не хватает какой-то справки, а ехать за ней лично не представлялось возможным.

Если не учеба, то работа. Для получения временной прописки, мне нужно было устроиться на работу либо почтальоном, либо озеленителем, я выбрала почту.

Замечательный был коллектив в 22-м отделении связи. Подружилась со всеми, даже в гости ходили друг к другу. Нравилось общаться с жителями тех домов, которые я обслуживала, особенно с пенсионерами, они с удовольствием рассказывали о себе, а я с не меньшим удовольствием их слушала.

Через два года я получила постоянную прописку и устроилась секретарём-машинисткой на фабрику “Динамо”. К тому времени я окончила вечерние курсы машинописи и делопроизводства, освоила десятипальцевый слепой метод печатания на механической пишущей машинке и поняла, что это – моё.

Я испытывала истинное удовольствие от своей работы. Мне нравилось удивление сотрудников, когда я набирала текст, не глядя на клавиши, и когда ко мне обращались за помощью составить какое-то письмо и исправить ошибки. Директор хвалил меня за порядок в бумагах и за правильное планирование рабочего дня. Оказывается, я тщеславный человек! :))

Всё было бы замечательно, но через два года под постоянным давлением мамы (в письмах) меня неуклонно потянуло домой в деревню. И я вернулась.

Семья + семья = Большая семья

Больше всех были рады этому родители: из пяти детей с ними остался только младшенький, а единственная дочь – за тысячи километров. Папка готовился пополнить ряды пенсионеров, а мама была уже на пенсии.

Устроилась на работу оперативником, который должен собирать данные по надоям, кормо- и зернозаготовкам, вспашке и даже падежу скота и передавать по рации в район.

А также я была и радиоведущим. В конторе стоял радиоусилитель (не знаю, как правильно он называется), по которому делали объявления по местному радио, вклиниваясь и прерывая радиовещание страны.

Тогда я и подумала, а почему бы нам не создать своё радио? Председатель и профком дали согласие, и я вышла в эфир с очередным объявлением о прививке крупного рогатого скота от ЭМКАР (до сих пор не знаю, что обозначает эта аббревиатура), а заодно поздравила кого-то с днём рождения от имения парткома, профкома, правления колхоза и от себя лично. :))

На следующий день принесла из дома кучу виниловых пластинок и стала дарить музыкальные приветы именинникам от всех желающих, а желающих было ежедневно на целую радиопередачу. Именно так я совершенно случайно стала радиоведущей местного разлива.

1 июня 1984 года вышла замуж за соседа, который только вернулся из армии. Он был моложе меня на 5 лет, серьёзный такой, неординарный, умный парень с руками, растущими откуда надо, а главное – с хорошим чувством юмора.

Он за свою самостоятельность и твёрдую жизненную позицию уже в армии с первых месяцев службы получил кличку «Старый», а в деревне — «Егорыч» – это сокращение от отчества Егорович. Жили мы у моих родителей, которые приняли его как родного сына.

В 1985 году у нас родилась двойня, но выжила только одна девочка, вторая – умерла при родах – асфиксия. Похоронили её Егорыч с мамой, может быть, по этой причине у меня не было особой депрессии, хотя часто испытывала горечь, представляя, какой бы она была, как бы они вместе с сестричкой росли, как бы ладили…

Мама занималась моей девочкой вплотную, ввиду чего я смогла рано выйти на работу. А когда мы с Егорычем ездили в Тюмень на сессию в сельхозинститут, они выучили с внучкой семь стихотворений, чем бабушка очень гордилась.

И снова Севастополь

В 1987 году тётушка из Севастополя срочно вызвала меня к себе – тяжело заболела. На семейном совете решили, что мне надо уволиться и ехать ухаживать за ней: она бездетная и совсем одинокая, ей надеяться не на кого, а меня она любила как дочь любимой сестры, моей мамы, часто говорила, что я сильно на неё похожа.

В Севастополь тётушка попала после выхода на пенсию своего мужа-севастопольца Кругляка Ивана Калистратовича, который работал в нашей районной больнице врачом, а она у него — санитаркой.

Тётушка была великой труженицей на своём винограднике, ухаживала за ним круглый год: подрезала, опыляла серой, опрыскивала марганцовкой, сама ремонтировала так называемую палатку, на которой размещались виноградные плети. После сбора урожая она делала замечательное вино, которое делила на два сорта: – для дорогих гостей и для матросов.

Меня всегда удивляла её смелость, когда она по ночам открывала калитку по первому стуку страждущих. На мой вопрос, почему она не боится, был ответ: “А чего мне бояться? Это же матросы, я им продаю дешевле, чем другие, ничего в вино не добавляю, они меня всегда благодарят за качество”.

А когда приезжали гости, она выставляла на стол графин с первосортным вином и выкладывала альбомы с фотографиями – до самого вечера шли разговоры и воспоминания.

Она тосковала по своей малой родине, но никогда не мечтала покинуть Севастополь. Как-то я спросила её, почему она не хочет вернуться на тюменщину, она ответила коротко: “А вот поживи подольше, – и тебе не захочется этот город бросать”.

Так вот, у тётушки оказался цирроз печени, хотя она никогда не злоупотребляла спиртным. Может, дело в том, что таблетки на все случаи жизни ела, как конфетки, что меня всегда потрясало до глубины души: в нашей семье никогда не лечились медицинскими препаратами, только народная медицина.

Тётушка настояла на вызове нотариуса для оформления завещания. Дав своё согласие, я поняла, что мне предстоит скрашивать последние дни больной: лечащий врач предупредил, что шансов нет, скоро наступит конец. И он наступил. Через шесть дней тётушка впала в кому и через месяц ушла в Свет.

Мой Егорыч с дочкой приехали в Севастополь за неделю до этого. После похорон и хлопот по оформлению завещания я довольно быстро нашла работу в Нахимовском райисполкоме машинисткой.

Но нашла коса на камень с заведующей общим отделом, которая однажды сделала мне замечание, что я неправильно склоняю украинскую фамилию.

Второй секретарь райисполкома носил фамилию Божок, я склоняла “Божоку”, о “Божоке”, а заведующая сказала, что в русском языке есть бегающая гласная, на что я сдержанно ответила: “Да, есть, только не бегающая, а беглая, да и не в этом случае, в подобных фамилиях должны сохраняться все буквы, только “Шевченко”, “Косенко” и им подобные не склоняются”.

Написала письмо в журнал “Русский язык в школе” с просьбой дать разъяснение, мне ответили, что я права, отношения с заведующей окончательно были испорчены, и я на предложение председателя исполкома с удовольствием перевелась в ЗАГС инспектором.

Интересненькая работа была: приём заявлений на регистрацию брака. По субботам регистрация проводилась в торжественной обстановке, а по воскресеньям – обряд проводила сама заведующая Татьяна Соболевская.

Я всю жизнь старалась полюбить то, чем занималась. Этого же настоятельно требую и от своих детей, в противном случае – угрожаю я – трудовая жизнь будет казаться каторгой.

Возвращение на малую родину

В марте 1990 года нам пришлось уехать из Севастополя под треск разваливающегося СССР. Причина, конечно, была не только в том, что страна рушилась – просто я пошла на поводу у Егорыча, который никак не мог привыкнуть к Крыму.

Мужу не нравилась работа от 8 до 18, и он был далеко не в восторге от охоты под присмотром егеря, затем еще начались и проблемы со здоровьем: дочь постоянно простывала, а Егорыч страдал от чирьев. Не пошёл им обоим крымский климат.

В родной деревне в 1993 году родила второго ребёнка. Девочка была настолько шустрой и активной, что даже любвеобильная бабушка отказалась с ней нянчиться: «Не обижайтесь на меня, ребята, но я её прокараулю, она полная противоположность старшей – любопытная, неуёмная непоседа…»

Разница в возрасте у дочерей 8 лет, это, пожалуй, многовато, но помощь старшей в воспитании маленькой сестры переоценить трудно – глажка пелёнок, участие в играх, чтение сказок вслух. При общении друг с другом возникали некоторые сложности, но до драк дело не доходило, благодаря спокойному и рассудительному характеру старшей дочери.

Тяжёлое было время: ни работы, ни зарплаты, но мне, как всегда, повезло. Работа нашла меня в АООТ «Ноябрьскнефтегаз» на комплексе по переработке сельхозпродукции в соседнем селе. И там мне нравилось! Появились компьютеры, много работы, новые люди.

В 2002 году наш комплекс приказал долго жить. Пять месяцев была без работы, выдавала на дому справки уволенным работникам, хранила архив с документами и печатями, но всё это было невостребованным, и через пять лет Егорыч сжёг весь архив в печке.

И снова работа меня нашла – в этом же селе образовалось предприятие ЖКХ. Коллектив был прекрасен – мы и по сей день общаемся в Одноклассниках, шлём подарочки и приветы, поздравляем друг друга с днём рождения. Спасибо, что соцсеть напоминает нам об этом. Жалко только, что руководители и название предприятия менялись, как перчатки.

Конечная остановка трудового пути

Перед пенсией три года работала делопроизводителем в нашей сельской школе: увидела изнутри, какая же всё-таки тяжёлая и ответственная работа у учителя. Много писанины, каких-то отчётов, мониторингов, постоянные проверки из разных структур, общение с родителями, которые не всегда адекватно себя ведут.

В нашей семье запрещено было обсуждать личную жизнь учителей и жаловаться на них, мама говорила: “Они здесь живут вдали от матери, в чужом краю, их и пожалеть-то некому, расслабиться нельзя, застёгнуты на все пуговицы…” Папка говорил без обиняков:

“Учитель худому не научит, слушайте и внимайте”.

Мне нравилось общение с детьми: малыши привлекали меня на переменах к своим играм – приходилось и на скакалке с ними прыгать, и в классики играть, и всякие-разные секреты выслушивать, и частенько третейским судьёй выступать. После подобных игр я нередко пришивала оторванные пуговицы на их рубашках и пиджаках…

Выход на пенсию почти совпал с болезнью Егорыча, который после уничтожения колхоза работал вахтовым методом на Севере, будучи по сути домашним человеком – думаю, это его и подкосило. Он перенёс пять инфарктов, затем инсульт – и больше не оправился. Три года пролежал мой Егорыч и ушёл в Свет.

Дочери после окончания учебных заведений остались в Тюмени, почти ежедневно звонят, пишут в Телеграм, раз в месяц навещают – чаще я не разрешаю, пусть живут своей жизнью, мне помощь не требуется.

Только вот – мерзавки такие! Внуков не желают мне подарить. Видимо, не только во временах причина, но и в воспитании нашем с папой… Но я надеюсь.

Сегодняшний день

Я люблю жизнь и собираюсь прожить еще долго, а соответственно – буду продолжать развиваться, не останавливаясь на достигнутом. Стараюсь подружиться с компьютером, который прежде использовала как пишущую машинку, а теперь завела открытый личный дневник, чтобы дочери знали, как живёт их мама.

Спасибо Игорю Колпакову, создавшему социальный проект «Одна семья», к новому детищу блогера поначалу я отнеслась с некоторым скептицизмом, хоть и доверяла его сайту “Loxotrona.net”. Я всегда любила учиться, не всегда прилежно, правда, но любила, а тут придуман такой проект! И работа, и полезное времяпрепровождение.
Проект «Одна семья» — это совершенно бесплатный проект с долгосрочным посылом и желанием добиться от учеников того, на что у создателей проекта ушло несколько лет. Прям альтруизм какой-то!
Буду рада, если и вам, незнакомым мне людям, станет интересной моя жизнь, мои воспоминания и советы. Если у вас появились какие-то вопросы, пишите в комментарии.